Это рассказ немца по имени Якоб, который служил охранником в концентрационном лагере смерти Освенцим (Аушвиц). Стоял на вышке, следил, чтобы никто не убежал. Как обычно, считает себя не виноватым, он просто исполнял приказы. Пережил войну, спустя много лет ответил на вопросы журналиста, крайне интересно.
– Когда вы впервые узнали про газовые камеры?
– Никто про них не говорил, но все про них знали. Когда видишь, как много поездов приходит каждый день, все эти люди... Было понятно.
– Вы были внутри газовой камеры?
– Один раз. С командой зачистки. Мне дали приказ охранять их, это был 1943 или 1944 год.
– Камера была большой?
– Да, примерно как весь мой дом. Это около 90 квадратных метров. Когда поезд привозил 200-300 человек, они обычно все помещались внутри. Если нет – часть ждала снаружи.
– Вы видели это снаружи?
– Они обычно ждали у дверей газовой камеры около часа. Потом их вели внутрь. Да, они слышали все эти крики изнутри, но снаружи их подгоняли эсэсовцы... Ну... Да, я видел, как всё... происходило.
– Как всё происходило?
– Большая комната, по сути бетонный бункер, Снаружи были трубы, не помню, их было четыре или шесть... Они бросали через них банки в камеру.
– Вы видели солдат СС, которые забрасывали снаружи Zyklon B?
– Да, именно так. Всегда подъезжала машина с двумя солдатами. Прямо к камере. И они делали своё дело. Мы знали, что это команда смерти.
– Вы были одни во время своей службы на вышке?
– Да, но по ночам два человека на 12-часовую смену, смена каждые 3 часа. В перерывах можно было поспать. В лагере были ворота, через которые проходили поезда, прямо над ними была комната отдыха для караульных ночной смены.
– Что вы помните о своих вахтах на вышке?
– 12 часов – это много. Особенно, когда жаркий солнечный день. Когда холодно – приходилось стучать ногой об ногу постоянно. И ты там на высоте шести метров, нельзя спускаться, даже чтобы помочиться.
– И о чем вы думали стоя на вышке?
– Ни о чем. Утром заключенные шли на работы, куда-то, где строились дороги. Вечером они возвращались. Всё это время, весь день, в лагере не было видно никого. Не было людей. Я читал, у меня с собой была Библия или газета. Читать не запрещалось.
– Вы убивали заключенных Освенцима?
– Мне не пришлось стрелять ни разу.
– Вы стояли на вышке, вам приходилось видеть, как другой солдат СС убивал заключенных?
– Нет.
– А вы видели попытки побегов?
– Нет. Но они случились. В основном, как акт отчаяния. Они просто прыгали на проволоку. И охрана в них стреляла.
– Вы разговаривали с заключенными?
– Они могли разговаривать с охраной только в том случае, если охранник обратился к ним первым. Охрана же просто обзывала их неприятными словами в случае, если они сделали что-то не так.
– И о чем вы с ними говорили?
– Однажды у нас был трудовой отряд из молодых женщин. Я спросил у одной из них, почему она здесь. Она ответила, что потому что она еврейка. Ну и о чем было еще спрашивать?
– Вы видели, как сжигают тела?
– Да. Трубы печей крематория были не очень высокие. Поэтому если ветер дул на мою вышку, был очень сильный запах. А с 1944 года крематорий уже не справлялся. Поэтому за ним выкопали большую яму, в которой круглосуточно поддерживали огонь. И двое из числе заключенных постоянно сбрасывали туда тела.
– Так вы стояли на вышке у газовой камеры?
– Нас всё время меняли. И между камерой и вышкой был забор из колючей проволоки, но всё было видно.
– Как вы попали в Освенцим?
– 19 сентября 1942 года нас, новобранцев, погрузили на поезд. Поехали, позже нас приняла команда SS. Нам сказали, что из поезда выходить нельзя. так мы доехали до Вены. Потом наш вагон отцепили и доставили в Освенцим. Получилось так, что в этом последнем вагоне ехали те солдаты, у кого фамилия на буквы от S до Z, и я среди них. При посадке всегда заполняли вагоны по списку.
– Что было потом?
– Мы приехали на вокзал, после марш два километра в лагерь Биркенау. Нас коротко постригли, сделали прививки и набили татуировки. У меня была буква А вверх ногами, это моя группа крови. Потом три месяца обучения, включая стрелковую подготовку.
– Откуда были другие новобранцы?
– Вся команда была из заграничных немцев, из Румынии, Чехословакии и Югославии.
– По вечерам из лагеря выпускали?
– Конечно! Там рядом было много баров, мы играли в карты и пили пиво.
– И что вы чувствовали, когда пришел первый поезд с заключенными?
– Свисток, значит построение у поезда. Моя позиция была в 20 метрах от поезда. Другие солдаты открывали двери вагонов, а мы стояли вокруг и ждали, пока все люди выберутся из вагонов. Потом их уводили.
– Кто-то пытался убежать?
– Они были очень истощены. В основном их привозили из трудовых лагерей.
– У вас есть чувство вины?
– Нет. Мы часто давали евреям остатки нашего хлеба, который иначе всё равно выбросили бы. Мы оставляли им воду. Я никогда не сделал ничего плохого никому их них. Но и помочь не мог. Говорил я с ними дружелюбно, не бил, не толкал. И я не чувствовал ничего криминального в том, что я их охраняю. Мне сказали охранять, если бы я попытался сбежать, меня бы расстреляли.
– Что случилось после окончания войны?
– В итоге я попал в плен к американцам, как солдат СС был помещен в специальный лагерь для военнопленных. Пробыл там до конца 1946 года, нас там было 6000 человек. Мы занимали трехэтажные бараки и носили всё это время свою старую униформу. Моя шинель превратилась в лохмотья.
Источник
– Один раз. С командой зачистки. Мне дали приказ охранять их, это был 1943 или 1944 год.
– Камера была большой?
– Да, примерно как весь мой дом. Это около 90 квадратных метров. Когда поезд привозил 200-300 человек, они обычно все помещались внутри. Если нет – часть ждала снаружи.
– Вы видели это снаружи?
– Они обычно ждали у дверей газовой камеры около часа. Потом их вели внутрь. Да, они слышали все эти крики изнутри, но снаружи их подгоняли эсэсовцы... Ну... Да, я видел, как всё... происходило.
– Как всё происходило?
– Большая комната, по сути бетонный бункер, Снаружи были трубы, не помню, их было четыре или шесть... Они бросали через них банки в камеру.
– Вы видели солдат СС, которые забрасывали снаружи Zyklon B?
– Да, именно так. Всегда подъезжала машина с двумя солдатами. Прямо к камере. И они делали своё дело. Мы знали, что это команда смерти.
– Вы были одни во время своей службы на вышке?
– Да, но по ночам два человека на 12-часовую смену, смена каждые 3 часа. В перерывах можно было поспать. В лагере были ворота, через которые проходили поезда, прямо над ними была комната отдыха для караульных ночной смены.
– Что вы помните о своих вахтах на вышке?
– 12 часов – это много. Особенно, когда жаркий солнечный день. Когда холодно – приходилось стучать ногой об ногу постоянно. И ты там на высоте шести метров, нельзя спускаться, даже чтобы помочиться.
– И о чем вы думали стоя на вышке?
– Ни о чем. Утром заключенные шли на работы, куда-то, где строились дороги. Вечером они возвращались. Всё это время, весь день, в лагере не было видно никого. Не было людей. Я читал, у меня с собой была Библия или газета. Читать не запрещалось.
– Вы убивали заключенных Освенцима?
– Мне не пришлось стрелять ни разу.
– Вы стояли на вышке, вам приходилось видеть, как другой солдат СС убивал заключенных?
– Нет.
– А вы видели попытки побегов?
– Нет. Но они случились. В основном, как акт отчаяния. Они просто прыгали на проволоку. И охрана в них стреляла.
– Вы разговаривали с заключенными?
– Они могли разговаривать с охраной только в том случае, если охранник обратился к ним первым. Охрана же просто обзывала их неприятными словами в случае, если они сделали что-то не так.
– И о чем вы с ними говорили?
– Однажды у нас был трудовой отряд из молодых женщин. Я спросил у одной из них, почему она здесь. Она ответила, что потому что она еврейка. Ну и о чем было еще спрашивать?
– Вы видели, как сжигают тела?
– Да. Трубы печей крематория были не очень высокие. Поэтому если ветер дул на мою вышку, был очень сильный запах. А с 1944 года крематорий уже не справлялся. Поэтому за ним выкопали большую яму, в которой круглосуточно поддерживали огонь. И двое из числе заключенных постоянно сбрасывали туда тела.
– Так вы стояли на вышке у газовой камеры?
– Нас всё время меняли. И между камерой и вышкой был забор из колючей проволоки, но всё было видно.
– Как вы попали в Освенцим?
– 19 сентября 1942 года нас, новобранцев, погрузили на поезд. Поехали, позже нас приняла команда SS. Нам сказали, что из поезда выходить нельзя. так мы доехали до Вены. Потом наш вагон отцепили и доставили в Освенцим. Получилось так, что в этом последнем вагоне ехали те солдаты, у кого фамилия на буквы от S до Z, и я среди них. При посадке всегда заполняли вагоны по списку.
– Что было потом?
– Мы приехали на вокзал, после марш два километра в лагерь Биркенау. Нас коротко постригли, сделали прививки и набили татуировки. У меня была буква А вверх ногами, это моя группа крови. Потом три месяца обучения, включая стрелковую подготовку.
– Откуда были другие новобранцы?
– Вся команда была из заграничных немцев, из Румынии, Чехословакии и Югославии.
– По вечерам из лагеря выпускали?
– Конечно! Там рядом было много баров, мы играли в карты и пили пиво.
– И что вы чувствовали, когда пришел первый поезд с заключенными?
– Свисток, значит построение у поезда. Моя позиция была в 20 метрах от поезда. Другие солдаты открывали двери вагонов, а мы стояли вокруг и ждали, пока все люди выберутся из вагонов. Потом их уводили.
– Кто-то пытался убежать?
– Они были очень истощены. В основном их привозили из трудовых лагерей.
– У вас есть чувство вины?
– Нет. Мы часто давали евреям остатки нашего хлеба, который иначе всё равно выбросили бы. Мы оставляли им воду. Я никогда не сделал ничего плохого никому их них. Но и помочь не мог. Говорил я с ними дружелюбно, не бил, не толкал. И я не чувствовал ничего криминального в том, что я их охраняю. Мне сказали охранять, если бы я попытался сбежать, меня бы расстреляли.
– Что случилось после окончания войны?
– В итоге я попал в плен к американцам, как солдат СС был помещен в специальный лагерь для военнопленных. Пробыл там до конца 1946 года, нас там было 6000 человек. Мы занимали трехэтажные бараки и носили всё это время свою старую униформу. Моя шинель превратилась в лохмотья.
Источник
Свежие комментарии