Вас еще не тошнит от Алексея Тотального? Тошнит? Неудивительно! Но всё-таки, перед тем, как с облегчением отвернуться от этой необъятной, как всякое попсовое дурновкусие, темы, нужно обязательно — вот прям очень-очень обязательно! — рассмотреть один её важнейший аспект. И нет, слава Богу, он будет не столько о Навальном, сколько вообще о таком известном всем термине и феномене как «сакральная жертва».

Тут всё, на самом деле, проще некуда — как политик, журналист, или, тем паче, мыслитель и идеолог, Навальный никуда не годится и ничего особенного из себя не представляет. Однако все почему-то с придыханием обсуждают, насколько он хорош в роли этой самой будущей сакральной жертвы и как вокруг этой роли вся ситуация теперь и крутится. В чем здесь парадокс и противоречие?


Тема, на самом деле, достаточно обширная — и затрагивает сложные культурологические и социопсихологические проблемы. Бегло пройдёмся по истории вопроса.

Безусловно, в общем культе «революционирования» тема не Героя, но именно Жертвы занимает особое место. Герой — фигура в некотором смысле техническая, инструментальная, человек, который «хочет и может» — хочет и может сопротивляться, воевать, бороться, протестовать и т.п. В этом смысле героев много, «массовый героизм». Но Жертва — товар штучный: это некто, кто не входил в ряды самих протестующих, а пострадал как бы просто за моральное соучастие, за сочувствие к ним. Но «в ряды» не входил! Это важно! То есть, был «не-комбатантом» политического процесса.

Это доступно поясняется на массе примеров. Вот, скажем, священник Ежи Попелюшко — сакральная жертва польских протестов начала 80-х годов. Да, активный сторонник «Солидарности» — но как капеллан, духовник, «оружия в руках не держал». Жертва? Отличная! Хорошие жертвы получаются из журналистов — скажем, из Георгия Гонгадзе. Понятно, что журналист, обличающий власть, явно участвует в общем политическом процессе, но… но как бы в сторонке, «от себя», «из чистого энтузиазма». И такого человека должно быть особенно жалко: он, понимаешь, «не мог смолчать», а его… того. Ну и, разумеется, высший ранг сакральных жертв — идейные самоубийцы: Ян Палах, Мохаммед Буазизи. Тоже Пострадали, но не Боролись.

Действует и обратное правило: если человек всерьёз дрался, то жертвой его считать никак не получается, не действует отработанная психология, «так это не работает». Вот Че Гевара, скажем — герой, а не жертва. А человек перед танком на площади Тяньаньмынь — наоборот. Жертва или «герой» Навальный — решайте сами. Но на жертву как-то не очень тянет…



Палах, Буазизи, Попелюшко — всё это прекрасно, но пришла пора сказать честную и скучную правду: в России это не работает. И никогда не работало. Культ жертв у нас не формировался и не был движущей силой революционных перемен. Ну, вот так — и ничего с этим не сделаешь!



Нетрудно, в скобках, заметить, что за этими мечтами крайне явственно просматривается неизбывное неумение ничего предложить этому самому народу помимо собственной сакральной жертвы. То есть, в конкурентной схватке делают ставку на единственную тактику — тактику камикадзе. Если, де, этот народ «ценить умеет только мёртвых», то ща мы быренько таковых организуем! А уж народ за нас потом всё сделает.

Но бездушный, бесчувственный и несентиментальный российский народ почему-то воспламеняться не желал. Не желал — и всё тут! Не трогали его чёрствую душу тюремные страдания Михаила Ходорковского и «Пусси райот», и даже отечественный «Ян Палах» — Ирина Славина — сама воспламенилась, а народ — нет. Мимо прошёл. «Вам нравится — вы и горите, а у нас — дела». Ну что тут будешь делать?!

«Свободу Николаю Платошкину! — А кто это?».

«Свободу оппозиционеру Мохнаткину! — Мохнатки брить надо».

«Свободу узникам такого-то дела! — Да-да, свободу. До свиданья».

Примерно так протекают реальные и условные диалоги между поклонниками сакральных жертв и прочим населением России.

Дело в том, что народ, как бы старомодно это ни звучало — он далеко не дурак. Он тонко чувствует эмоциональные манипуляции. Бесспорно, часто множеству людей чисто по-человечески бывает жалко какого-нибудь «страдальца» — ту же несчастную Славину. Но главная закавыка в том, что жалости-то для сакрализации жертвы — крайне недостаточно, нужно ещё трансформировать её в «конструктивный гнев», который уже потом «умные люди» заботливо направят в нужном направлении, на площадь и на митинг. И вот народ жалость в такой «канализированный гнев» превращать, к вечному разочарованию оппозиции, не желает. Схема ломается где-то на стадии «сам виноват» или «свои же и довели».

Вот поэтому все пересуды о будущей роли сакральной жертвы для Навального — предельно далеки от реальности. Это очередной «Мохнаткин», судьбой которого воспламенятся от силы несколько десятков человек, вечных «обманутых дольщиков». Культа не возникнет (никогда не возникало в подобных случаях), икона не появится, нимб не загорится. О нём забудут так же скоро, как все поразительно быстро забыли о Ходорковском, фигуре куда большего масштаба…

Григорий Игнатов
источник